Себе

[ikura]

Упорно не могу понять, почему некоторые способны это в себе увидеть и признать, а некоторым - по барабану.

Людей щекочет знание, что сидящий неподалеку на скамейке городского парка скучающий стихийный маг, который, вроде бы, глаза прикрыл и дремлет, вообще, а в их сторону даже не смотрит, человека все равно считывает. Им кажется, что, стоит магу оказаться рядом, как он тут же бросается копаться в их душах, причем каждый из толпы всегда будет подозревать, что – именно в его. А отворачивается маг при этом только для того, чтобы бдительность погасить.
Болтающая с подругами девушка очень старалась привлечь к себе внимание – Рик почти не сомневался, что на спор. С недавних пор это критерий смелости и умения идти в ногу со временем – заговорить с магом на улице, подсесть к нему в баре, познакомиться и выдержать ничего не значащий разговор. А еще лучше – завязать долгоиграющее знакомство, и, даже если не хвастаться потом этим вслух перед друзьями, то хотя бы перед самим собой гордиться и знать – я могу! Я не боюсь. Я прогрессивен и живу правильно – а, значит, я полезен миру, родился не зря и просто хороший.
Рика до сих пор дергала за живое эта нескончаемая и жадная, какая-то глубинная потребность людей искать доказательства тому, что они – «хорошие», причем дергала так сильно, что внутри словно что-то надрывалось и начинало заново кровоточить от очередного рывка. От невозможности прокричать им – доказательств не нужно. Они внутри вас, в каждом.
Точно так же, как – в нас.
Назойливые попытки девушки снова и снова прокручивать в голове, какой Рик привлекательный, как сексуально он смотрится, развалившись на скамейке и закинув руки за голову, подставив лицо заходящему солнцу, действовали, как вылитое за шиворот едкое ведро кислоты. Рик щурился и беззвучно изумлялся особо смелым фантазиям – чувствовала девушка и впрямь… отчетливо. С полной отдачей. Творческую жилку не спрячешь, даже если ты – человек…
Ей хотелось видеть подтверждения собственной привлекательности, женской силы, уверенности в себе. Ей не хватало опыта, чтобы черпать эту информацию из него напрямую, и не хватало все той же уверенности, чтобы подобного опыта набираться.
Она думала, главное в том, чтобы быть лучше подруг – смелее и значимее, чтобы смотрели с завистью и, может, даже пробовали подражать. Чтобы спрашивали советов и доверяли мнению в вопросах мужчин… ну, то есть, все упиралось опять в тот же опыт. Которого она не наберется, пока не перестанет так цепляться за конечный итог отношений и не начнет интересоваться самими отношениями.
Рик вздохнул и потер лоб. Сел, называется, отдохнуть после… хм, того еще дня… Тим всегда говорил – а нечего пытаться отдыхать там, где люди толпами ходят. Тем более, тебе – переводил для себя Рик.
Ерунда какая, поморщился он, выпрямляясь и упираясь локтями в расставленные колени. Почти смог же уже. Надо только сосредоточиться. Маг я, в конце концов, или где.
Разозлиться на самого себя упорно не получалось. Рик фыркнул и поерзал на скамейке, устраиваясь поудобнее. Привлекательность, говоришь, значит… - рассеянно подумал он, ловя волну навязываемого ему возбуждения. Восхищение тебе нужно даже, скорее… благодарность, преклонение, радость… ну, ну, глубже-то что? Зачем-то ж ты все это делаешь, глупая… Интерес, принятие… чем я еще должен ответить… Чего ты на самом деле ищешь…
Ты ведь самая обыкновенная – тебя это и угнетает. Что ты не станешь никем особенным – не выделяешься ничем, чтобы что-то великое создавать, а родителям хочется, подруги результатами ТРИТОНов хвастаются, ты не завалила, но ты не лучше большинства вообще ни в чем. Нет в тебе… ничего, чем ты могла бы гордиться. А ты хочешь. Любить себя и гордиться, спокойно так, уверенно, без оглядки на кого бы то ни было – знаешь, а ты ведь даже не так уж нуждаешься в том, чтобы оглядывались на тебя, просто устала чужой похвалы дожидаться непонятно за что, вот и выставляешь как требование уже… Но ты смелая. Перед стихийным магом стоя, так его провоцировать… кто его знает, как я отреагировать мог бы… ну, если бы захотел, конечно…
Черт – а ведь не захотел бы, тут же ответил он сам себе. Те, кто еще мог бы захотеть, сидят в Уоткинс-Холле, вкалывают по двенадцать часов в сутки на обслуживании замка и мусолят на занятиях что-то, что для них еще выглядит важным. И до последнего не понимают, чему на самом деле их там учат и как…
На чем, вообще, все обучение основано. Никто этого не понимает, пока наружу не выйдет. Пока не перешагнет в себе через что-то, после чего обратно уже – никак.
И вот только тогда, правы учителя, можно к людям соваться… Смотреть на них потом, выворачиваться внутри наизнанку от того, какие, на самом-то деле, ничего не значащие мелочи им жить не дают, какими сильными они могли бы стать, как много сделать, как ярко и широко жить, полной грудью дышать, если бы выпутались из мелочей этих. Если бы увидели, как это просто.
Куколки всегда презирают людей – в этом возрасте еще не понять, как можно на квадратном пятаке из трех деревьев всю жизнь блуждать и всей душой страдать при этом, когда вокруг – целый мир, и даже не отгорожен ничем. Только шагни в сторону и перестань оглядываться на пятак.
Маги постарше людей сторонятся – они даже видят, что к чему и почему, но им эта нелепая, глупейшая спутанность иллюзорной паутиной, эти траты ценнейших мгновений жизни на никому не нужные свары, драки и прочие агрессивные телодвижения, призванные доказать то, что и без того существует и в доказательствах не нуждается, настолько чужды, что им для собственного душевного равновесия проще держаться подальше. Чтобы самому в клинику для помешанных не загреметь – жить в этом бедламе, среди отчаянно верящих в святость собственных ветряных мельниц существ, которые еще и тебя всю дорогу пытаются заманить в свои ряды, вручить игрушечный меч и наставить на путь истинный – «как жить правильно и с кем для этого надо бороться, кому, как и что именно регулярно доказывая»…
Рик как никто понимал, почему так сложно жить рядом с людьми.
Нужно было пройти через ужас собственной юности, чтобы научиться быть рядом, не пытаясь их воспитать. Не пытаясь помочь, сделав что-то за них. Не пытаясь наказать их за глупость. Не пытаясь говорить им умные, правильные слова, которых все равно не услышат – нечем, путы не позволят.
Всего лишь помогая тем, кому можно помочь. А такие – Рик никогда в этом не сомневался, но только здесь, в Бостоне, убедился окончательно – есть и среди людей.
И при этом никогда ничего не ждать в ответ – ни благодарности, ни даже понимания и признания, что именно для них только что сделали.
Он внутренне улыбнулся, согреваясь, будто кутаясь в мягкое теплое облако. Дружественное. Не забота, не нежность и не восхищение – это ей вряд ли сгодится. Не прямой контакт – он был бы чересчур, скормит его своей гордыне и не подавится. Не ответная волна возбуждения – испугается. Заигрывать с тем, кто сильнее на порядок, и отвечать за свои действия для женщины-человека чаще всего ну очень разные вещи.
Признание силы и смелости, как легкий взмах приветственно поднятой ладони, как качание головой и поднятый большой палец, и теплое касание, в секунду пробившееся сквозь наносные улыбки и самоуверенные позы, к самой сути, сокровенной, которую прячешь – я оценил. И мне это было приятно.
И фоном, ускользающей от внимания волной – знаешь, а прикасаться к тебе тоже приятно.
Волна призывного возбуждения, настойчиво хлеставшая от девушки, мгновенно взметнулась и рассыпалась на мельчайшие нити недоверия и изумления.
Теперь будет в ступоре стоять и, хлопая глазами, вслушиваться, что ж это было, мысленно усмехнулся Рик. Люди не умеют слышать ничьих переживаний, кроме своих. Волна стихийного мага для них как глюк – вроде и понимаешь, что не твое, а как это иначе объяснить – мозг не знает, а сознание идее эмпатии упорно сопротивляется.

Это как всю жизнь быть беспомощной жертвой, не способной противостоять никому, а потом вдруг нащупать способ оставаться собой – не отгораживаясь, не отказываясь от собственной сути. Вычленить из давно имевшихся в твоем распоряжении возможностей, среди которых ты просто не замечал нужной.

Нестерпимый, колючий стыд накатил одним валом, сплошной волной, затопив сверху, вдавив в скомканную постель. За месяцы молчанки, за нескончаемые попытки спрятаться от них – кто бы что ни говорил о способности Рика отражать чужие желания, разве он сам, Рик Мэллоун, хоть когда-нибудь хотел открываться – сам? Делать шаг навстречу – со своей стороны?
Разве он хоть когда-нибудь верил, что они примут его и настоящим – тоже?


Но Тимми оставался все тем же улыбчивым задумчивым книжным червем и чертовым гедонистом, которого только допусти до чувственных радостей – он проваливался в них по уши, одинаково наслаждаясь что вкусом еды, что теплом нечаянного прикосновения, буквально теряя от них голову. Но – только свою.

(с) Friyana - По другую сторону вечности. Из 20-й главы.